Грех и немножко нежно - Страница 15

— Машина моего отца стоит на приколе, им просто не с чем будет сравнить этот след… Да и вообще, я не боюсь. Честно. Я тут ни при чем, я даже не была с ней знакома! Сейчас вернемся в город, я поставлю машину в гараж, и мы вернемся домой пешком. Все! История эта для нас будет закончена.

Они вытащили труп из машины, перенесли поближе к кустам, уложили коробки на заднее сиденье и поехали в город. Добрались до гаража, Кира поставила машину на место, и они пешком, узкими улочками, добрели до дома Ланга.

Она нервничала, боясь, что Ланг вот сейчас, когда они приблизятся к его дому, скажет ей: «Спасибо вам, Кирочка, спокойной ночи», — или что-нибудь в этом роде.

Но ничего подобного не произошло. Они поднялись к нему, и Ланг сам, собственноручно запер двери на все замки.

— Что, чайку? — спросил он.

— А покрепче ничего нет?

— Есть, конечно! Виски устроит?

Кира подумала, что виски он покупал наверняка для Маши. Хотя откуда ей знать, какие напитки он вообще предпочитает.

— Еще есть коньяк, водка…

— А закуска есть?

— Если честно, то нет… Вчера купил на базаре помидоры, перец…

— А яйца есть?

— Этого добра у меня много, я покупаю у соседки, она из деревни от матери привозит деревенские, такие хорошие…

— Тогда, если вы не против, я приготовлю яичницу и салат. Посидим, поужинаем.

— Я рад… Господи, как же хорошо, что вы, Кира, ко мне пришли. Я бы погорел, точно погорел. Меня посадили бы. Ведь многие видели, как она ко мне приходит. Как можно не заметить такую девушку, входящую в наш подъезд… Остается надеяться, что меня потревожат сейчас исключительно как свидетеля. И я расскажу им все, как есть. Про склеп, про то, что она хотела побольше узнать о своей семье…

— Думаю, вам не о чем беспокоиться. Уж у вас, Юрий Михайлович…

— Можно просто Юра, — его взгляд потеплел. — Да и вообще, надо бы перейти на «ты», если уж мы решили пожениться…

Вот теперь его лицо стало красным.

— Хорошо… — она улыбнулась. — Значит, ты не передумал?

— Что? Жениться на вас… на тебе? Да нет, конечно… Я ужасно рад, что ты сейчас здесь. Нет, ты не подумай, я все понимаю, что происходит… Да и ты тоже понимаешь. Страх… Он такой… опасный, что ли. Но когда ты рядом, мне не страшно. Я ужасно рад, повторяю, что ты здесь. К тому же мы не чужие. Сама понимаешь, о чем я. Да и не только в этом дело. Ты сколько раз приходила ко мне… Признаюсь, я вел себя по отношению к тебе не очень-то… Но это не со зла…

Она слушала его, уже разбивая яйца на сковороду с шипящим маслом.

— Просто я никак не мог представить себе брак. Брак… Такое слово… Вот просто не мог представить себе, что рядом со мной еще кто-то живет. Нет, я не к тому, что боюсь женщин или что-нибудь такое… Нет! Женщины приходят, но потом уходят, это все понятно. Но чтобы жить тут, у меня… Как спать с женщиной? Может, будет тесно и я нечаянно ее толкну коленом или локтем… Вот такие глупости лезли в голову, когда я смотрел на тебя и представлял себя твоим мужем.

— Так ты все-таки представлял меня здесь, у тебя? — от счастья ей хотелось заплакать. Или же она просто перенервничала. В любом случае тут, на просторной кухне Ланга, она чувствовала себя спокойно.

— Конечно, представлял. Ту еду, что ты приносила, я потом съедал, и мне казалось тогда, что это просто немыслимо, невозможно, чтобы мне вот так каждый день кто-нибудь готовил такие вкусности… Что это какой-то незаслуженный разврат.

— Значит, ты не жалеешь…

— Нет-нет… Ты ведь уже, наверное, поняла, что со мной не просто. Может, только таким вот странным, шоковым способом меня и можно было заставить жениться… И пусть тебя не смущает это слово «заставить». Это в хорошем смысле. Вот детей тоже заставляют выпить лекарство, и тоже в хорошем смысле. Для их же блага. Словом, я воспринимаю создавшуюся ситуацию именно так! И я рад, нет, честно, рад, что ты здесь, со мной…

Он достал из холодильника бутылку водки и разлил по рюмкам.

— Пока ты готовишь, может, выпьем? Для храбрости. Ну и для того, чтобы мне окончательно расслабиться. А потом, когда накроешь на стол, выпьем уже за нас.

Она с удовольствием выпила с ним.

Ай да Юрий Михайлович! Его было просто не узнать. Получается, что она на самом деле его практически не знала! А что, если он милый, приятный в общении? Это с виду он такой сухой и даже колючий, а может, когда расслабится, когда привыкнет к ней или вообще полюбит, то у них сложится прекрасная семья?

Кира разложила полыхающую жаром яичницу по тарелкам, поставила салатницу, полную помидоров и красного сладкого перца в центр стола, попросила Ланга нарезать хлеб. Чем не семейный ужин?

Позже, глубокой ночью, когда они оба, уставшие от свалившихся на них событий и впечатлений, легли наконец спать, Ланг, охваченный не свойственным ему порывом обрести покой и умиротворение, прижавшись к женскому телу, закрыл глаза и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Кира была теплая, мягкая и большая. Как мама.

И он впервые за многие годы почувствовал себя совершенно защищенным.

7. Маша

«1957 год. Вот как родила твою бабушку, Катрин, нашу маму, так родами и умерла. Ее отец Петр не выдержал такого удара, говорят, он очень уж любил свою единственную дочку, и тоже умер. Но незадолго до смерти спрятал все свое золото (а он был богатым человеком, держал когда-то две мельницы, три пекарни и одну кофейню) в склепе, по слухам как раз под каменным гробом Марты…»

Музейный человечек был таким противным, что Маша сразу же окрестила его про себя Циннобером. А уж мнения о себе был высоченного. Музейная крыса. Уродец. И вот с ним ей предстояло поговорить о семье Краушенбахов, о Марте, похороненной в родовом склепе, под гробом которой ее отец закопал золото, причем таким образом построить свой разговор, чтобы не особо и раскрываться. Кто знает, может, он успеет раньше ее воспользоваться ее историей, сам сможет разыскать клад и украсть его!