Грех и немножко нежно - Страница 62

Прижимая к себе большую красивую белую сумку и вдыхая запах цветущих роз, растущих на клумбах вдоль бульвара, по которому шел ее путь к дому Ланга, Маша почувствовала себя невероятно счастливой. У нее были деньги. Много денег! Но о том, как она их потратит, она подумает потом, когда вернется домой и спокойно, в своей комнате, по которой уже соскучилась, где так много переживала по поводу семейных неурядиц, домашних скандалов родителей, разложит деньги по конвертам и решит, что ей делать дальше, как жить. Одно она знала точно — на Мальорку к беременной Маринке она точно выберется.

Ланг ждал ее. Он открыл ей дверь, и она увидела, что мужчина весь дрожит. То ли от страха, то ли от охватившего его желания…

Позже, когда она вышла из ванной комнаты, где приводила себя в порядок, Ланг протянул ей маленькую бархатную коробочку небесно-голубого цвета.

— Это тебе, — сказал он в страшном волнении.

— Что это? — Маша открыла и увидела перстенек с рубином. — Вот это да! Неожиданно!

Взяла перстень, надела на палец, полюбовалась им.

— Послушай, Юра, а ты ничего не хочешь мне сказать? — Она, не глядя, положила коробочку на полку.

Они разговаривали уже в прихожей. Она собиралась уходить. Но перед уходом она должна сделать то, что задумала. Иначе — никак.

— Что сказать? — Он улыбнулся одними губами, глаза же его оставались испуганными, как у человека, только что совершившего преступление. — Я люблю тебя. Ты — прекрасная.

— Юра, ты зачем подделал схему кладбища? — спросила она его ледяным тоном. — Зачем направил меня в другую сторону кладбища? Чтобы я никогда не нашла нужный мне склеп доктора?

Он опустил глаза, просто не выдержал ее тяжелого взгляда. Потом прокашлялся, прочищая горло.

— Да, да, это правда… Я виноват перед тобой. Но сделал это не для того, чтобы обмануть тебя… Просто я понимаю, что во всех твоих поисках нет смысла… Нет здесь никаких кладов. Кладбище давным-давно перерыто.

— Ты решил просто посмеяться надо мной?

— Дело не в этом… Я очень, очень хорошо к тебе отношусь, просто мне хотелось… хотелось, чтобы ты поняла, что это не тот склеп и чтобы пришла ко мне еще раз, а потом еще и еще… Хотел тебя почаще видеть, вот и все!

— А может, ты хотел, чтобы я вычистила все склепы в этом чертовом кладбище? Чтобы собирала мусор и сжигала его, да? А ты бы сидел в своем вонючем музейном кабинете и потирал руки, ожидая моего возвращения?

— Пожалуйста, Машенька… Что с тобой? Успокойся… ты сама на себя не похожа…

— Ты, мерзкий тип, считал, что я буду с тобой спать из-за какой-то там карты?

— Но ты же… ты же сама хотела… Я тебя не принуждал… — растерялся он. — Пожалуйста, не надо кричать, очень тебя прошу… Успокойся. Ведь хорошо все было. Тебе же понравилось, я знаю.

— Замолчи! Ты вообще понимаешь, кто ты, а кто — я?! Колечко подарил…

— Я от всей души… Маша, дорогая, да что с тобой?

— Ты думаешь, что обманул меня, а на самом деле это я обманула тебя… А ты… ты…

Она вдруг почувствовала, что не может остановиться. Она выкрикивала, как выплевывала, какие-то оскорбления в его адрес, словно кто-то вселился в нее и теперь негодовал оттого, что она позволила себе быть с этим старым и некрасивым мужчиной. И когда он потянулся к ней, желая, очевидно, обнять и успокоить, прижать к себе, поцеловать, она закричала, топая ногами и чувствуя, как ее тело содрогается от отвращения:

— Убери от меня свои руки, гадкий, вонючий, противный урод! Меня сейчас вырвет от тебя!..

Потом она резко развернулась, открыла дверь, выскочила на лестничную площадку, но, вспомнив, что забыла сумку, вернулась, схватила ее с вешалки и, даже не взглянув на Ланга, снова выбежала в подъезд.

— Какая же ты тварь… — Вдруг услышала она, резко повернулась, чтобы ответить ему. И тут же раздался выстрел — в груди ее что-то разорвалось…

Последнее, что она успела увидеть, были веером развернутые лестничные пролеты, сотни, тысячи… в розоватой дымке…

30. Петров. Липченко

— Это она, — Петров закрыл за собой дверь кабинета следователя Липченко. — Я был сейчас в морге. Успел, потому что с минуты на минуту ее тело должны забрать родственники.

— Маша Тропинина — твоя Василиса? — спросил Липченко.

— Да, Василиса.

Валерий опустился на стул. Достал пачку сигарет, закурил.

— Но это не я убил ее, ты веришь мне?

— Валера, ты что — спятил? Да мне и в голову бы такое не пришло!

— Но ее убили. Застрелили. И знаешь, о чем это говорит?

— Предполагаю, что она здорово насолила кому-то, перешла дорогу. Вот как тебе!

— Точно! Именно это я и предположил. Может, это был тот мужчина, с которым у нее был секс перед смертью, да только где его искать? И вообще… Надо бы хорошенько порасспросить Людмилу… Ну не может быть такого, чтобы она вообще ничего не знала! Маша жила в ее доме много дней! После нее могли остаться какие-нибудь записные книжки, мои деньги, наконец! И все это находится в доме Людмилы Роут! Если после смерти племянницы она все это нашла, то, скорее всего, затаится как мышка и рта не раскроет.

— Уверен. Но все равно, если Маша — это и есть Василиса…

— Да говорю же — это она!

— …надо встретиться с Самойловыми и поговорить с ними. Пусть они расскажут, где и при каких обстоятельствах познакомились с ней, что она им пообещала. Может, они знают о ней больше, чем ее родная тетка.

— Хорошо, я прямо сейчас к ним и поеду. Но сначала навещу Эмму.

— Эмму? Ты серьезно?

— Да. Поговорю с ней… Успокою. Скажу, что помогу ей.