Грех и немножко нежно - Страница 55

Валя вздохнула, тряхнула головой. И правда, бог с ними, с деньгами! Главное, что свадьба не сорвалась, что никто в городе не узнает об изнасиловании, главное — Володя, и Олег не станет мстить девчонкам…

«Кто же она такая, эта Василиса?»

Вечером, после ужина, когда родители смотрели телевизор в гостиной, Валя незаметно вошла в кабинет отца, выдвинула ящик письменного стола, достала пистолет.

«Если вдруг что случится, — как-то раз сказал отец после того, как напали на дом знакомого фермера, находящийся на окраине города, — знайте, что здесь лежит пистолет. Он заряжен! Меня целыми днями дома нет, да и в городе часто остаюсь… Мало ли…»

Валя опустила пистолет в карман халата.

Пистолет был очень тяжелый, оттягивал карман.

«Где же тебя искать, Василиса?» — эта мысль не давала ей покоя.

Тенгиз Папава знает.

Она взяла телефон и позвонила ему.

— Добрый вечер. Это я, Валентина. От Василисы… У меня температура, может, осложнения какие после операции. Я приеду к вам завтра утром…

24. Ида

Ида вернулась домой поздно ночью. Бросила взгляд на дверь квартиры Киры и в который уже раз пожалела, что она здесь больше не живет. Что теперь не с кем поговорить по душам, некому рассказать о том, что происходит в ее жизни. Кира умела слушать, о чем бы ни говорила ей Ида, какие бы откровенно стыдные истории о себе ни рассказывала, она знала, что Кира никогда не осудит, что всегда будет на ее стороне. Конечно, почти все истории были похожи одна на другую: мужчины, мужчины… Но сегодняшнее свидание с Манвайлером было не похоже ни на одно другое.

Сергей Манвайлер — мужчина ее мечты, красавец, переполненный тайнами, человек, которого она боготворила и одновременно побаивалась, встретил ее так, словно они были знакомы давно. Казалось даже, он нисколько не удивился, увидев ее перед собой.

Восхитился. Начал говорить комплименты прямо с порога! Он, оказывается, слышал о ней, видел ее и вообще держал, что называется, в поле зрения.

Комната, куда она попала, была очень странной, служила одновременно кабинетом, спальней и гостиной. В малиновом полумраке Ида сумела разглядеть массивный письменный стол, кресла, журнальный столик с хрустальным графином на нем, в нише — укрытая темнотой кровать под красным бархатным балдахином… Все кругом наполнено роскошью, великолепием, вкусом к изящному. На стенах висят картины старых мастеров.

— Вот вы и залетели ко мне, как птичка в клетку. Но птичка дорогая, экзотическая. Откуда вы вообще взялись, Ида? В Зульштате так мало красивых женщин…

Она подумала тогда, что, если бы какой-нибудь другой мужчина расточал ей такие комплименты, она сочла бы их пошлыми и просто расхохоталась в лицо. Она-то сама все про себя знала, а потому понимала, что мужчина поливает ее медом красивых слов исключительно с целью уложить ее в постель.

А стихи? Кто до Манвайлера читал ей стихи? Да еще какие! Она потом нашла их в Интернете, узнала, кто автор… Искала по одной запавшей в душу фразе: «…Как осужденный, права я лишен Тебя при всех открыто узнавать…»

Он усадил ее в кресло, налил вина, сам сел на подлокотник и, касаясь губами ее шеи, зашептал ей на ухо:

«Признаюсь я, что двое мы с тобой,
Хотя в любви мы существо одно.
Я не хочу, чтоб мой порок любой
На честь твою ложился как пятно…»

За эти слова, за это отношение к себе, она готова была жить в этой комнате вечно, лишь бы быть рядом с ним, с этим странным мужчиной, влюбленным в нее (несомненно!) и одновременно держащим ее на расстоянии.

«Пусть нас в любви одна связует нить,
Но в жизни горечь разная у нас.
Она любовь не может изменить,
Но у любви крадет за часом час»…

Она закрыла глаза в ожидании поцелуя. И в тот миг, когда он провел своей рукой по ее щеке, губам, она вдруг поняла, что любовь действительно существует и что это она сейчас заставляет ее сердце биться сильнее, а душа ее наполняется радостью жизни.

«…Как осужденный, права я лишен
Тебя при всех открыто узнавать,
И ты принять не можешь мой поклон,
Чтоб не легла на честь твою печать.
Ну что ж, пускай!.. Я так тебя люблю.
Что весь я твой и честь твою делю!»

Ида выучила этот шекспировский сонет наизусть. И произнося отдельные фразы вслух, покрывалась мурашками счастья, вспоминая волшебные минуты, проведенные с Сергеем в его комнате.

Кто знает, как и чем закончилось бы это неожиданное, случившееся благодаря ее храбрости и одновременно отчаянию свидание, если бы тогда вдруг не прозвучал такой современный и грубый телефонный звонок, положивший конец тому, что еще и не успело начаться?

Очнувшись, словно придя в себя от наваждения, Сергей, взяв трубку и послушав, сказал кому-то сквозь зубы:

— Я тебе перезвоню.

И все. Все закончилось. Сергей встал, прошелся по комнате, а потом и вовсе включил верхний свет. Сел напротив нее.

— Ида, не думаю, что я имею право задерживать вас здесь, вероятно, вы заглянули ко мне по счастливой для меня ошибке, и мне очень жаль, что все так, как есть… Однако, учитывая то обстоятельство, что время сейчас трудное, а вы, я знаю, не замужем и сами зарабатываете себе на жизнь…

Ида почувствовала, что краснеет. Что он собирается ей предложить? Уж не принял ли он ее за проститутку?

Она ощутила, как щеки ее начинают покалывать от прилившей к ним крови.

— …не могли бы вы оказать мне одну услугу? За вознаграждение, само собой разумеется.

Она подняла на него взгляд. Манвайлер был спокоен. Может, он собирается предложить ей работу?